– Дедушке пришло письмо с марками, пойдём посмотрим, пока он их не спрятал!

– Так все письма с марками?

– С немецкими марками, Аня!

Что такое марка для письма я знала, а вот что такое немецкая марка – пришлось узнать в лет в 5-6. Сейчас своё детство я помню из своих воспоминаний. И приводя свой “дом воспоминаний” в порядок, всплывают слова, картинки, ощущения. Что-то ускользает, а что-то прорисовывается. Эту история буду рассказывать изнутри себя. Как помню.

 – А откуда у дедушки эти немецкие марки?

– Ему присылают из Германии! Представляешь! Круто!

– А кто присылает?

– Ну не знаю… Кто-то оттуда. За то, что он был в плену у них во время войны.

– Это такая награда?

– Это гуманитарна помощь.

Вот этими познаниями о военном периоде своего деда, Ивана Филипповича, я и ограничилась. В 5-6 лет это не интересно. Стало интересно намного позже. И на мои вопросы про деда отвечали уже папа, мама, тётя и сёстры.

В детстве мне было интересно наблюдать за дедом. Он был немногословен. Мягко сказано =) Мог подолгу сидеть на лавочке у дома. Прихрамывал, больное колено. Ходил с тростью или палочкой. Высокий, статный, плечистый. Его не согнуло. Смотря на его фото в молодости, которые кстати были сделаны в Германии, где он в шляпе и в длинном пальто, прям восторгаюсь стилем. Оба моих деда были стиляги – не для деревни. У одного было ремней штук 10, под каждый наряд переодевал ремень. У другого шляпа и пальто по молодости и штаны-галифе с заплатками из коричневой кожи по внутренней стороне бедер, как у наездников. Причём заплатки на штаны нашивал он себе сам. Сам! Сам шил! И много ещё чего умел делать руками.

Помню, как он сидит впритык перед телевизором. Между дедушкой и телевизором максимум сантиметров 10. Я думала, он глуховат. Но нет, он просто любит так сидеть и смотреть. Помню, как взбирался на велосипед, оставляя свою палку и резво крутил педали в сторону поля. Там паслись гуси. И чтоб они не забрели в лес, пару раз за день их надо было палочкой “гонять”. Но дед придумал кое-что получше: привязать к велосипеду черный полиэтилен и разъезжать вокруг гусей, звеня и пугая их этим пакетом.

А если ему что-то надо было от своих внуков, их аж 4 штуки (периодически мы все вчетвером сводили его с ума своими играми), он снимал трубку телефона в своём доме и клацал по кнопке сброса, пока мы не возьмём трубку в доме тёти, где обычно околачивались и спали. Телефонный номер был один на 2 дома, а аппарата стояло 2. И клацание по кнопке сброса у одного аппарата давало характерный писк у второго. И мы знали: звонит или дедушка или бабушка. Если бабушка, то причин было 2: приходите кушать или приходите пить парное молоко. А если дедушка, то было просто: “Придите кто-нибудь”. И никто не знал, что именно надо будет делать, но все понимали, что надо будет что-то делать, а не просто кушать или пить =)

Когда я вспоминаю деда, то не могу поверить, что вот этот человек, с копной белых седых волос, пережил плен. И вернулся на родину. На свою родную землю, по которой он тосковал все эти годы. По деревне, где родилась и жила его душа. Это история любви к земле, к корням, к традициям и культуре. Это история о долге, самоотверженности и нечеловеческой мужественности.

В 1939 году, когда началась Первая Мировая война и ещё не началась Великая Отечественная, мой дедушка ушёл на войну против нацистов в составе польской армии. В далёком 39 году эта территория Белоруссии была вроде как территорией Польши. Ему было 23 года. Женат он не был. Так сложилось, что повоевать он не успел, Польшу сразу оккупировали фашисты. Его взяли в плен. Если евреев сразу расстреливали или отправляли в концлагеря, то белоруссов и поляков отправляли в “рабочий плен”.

Нас привезли на поезде и высадили на станции. Приходили местные немцы и выбирали себе работников. К концу дня почти всех разобрали. В какой-то момент я остался на станции один. Думал, что всё, застрелят, я никому был не нужен. Я был молодой, здоровый, рослый парень. Все смотрели на меня как на рабочую лошадь, которая будет много есть. И не скоро помрёт. Поздно вечером пришёл немец, который увидел, что остался я один. Выбора нет, забрал меня.

Так дед нашёл свою новую “семью”, в которой проработал 2 года, до начала Великой Отечественной в 41. А потом его забрали в концлагерь, где он провёл 4 года, до мая 1945. Он не любил рассказывать про эти годы. Все понимали, что было трудно. Ему повезло. Повезло, что не пришлось никого убивать. Что не погиб сам. Что здоровье не подвело и он выжил в суровых условиях. И повезло, что война закончилась через 6 лет. Долгих 6 лет, когда он скучил по своей семье. Они не знали, где он и что с ним. А он не знал, что их уже нет в живых.

Пока он был в плену в семье, молодая невестка родила дочь от сына хозяина, который был на войне. И эта девочка была, наверно, единственной радостью для деда. Он любил с ней играть. И она тянулась к нему. Хозяину это очень не нравилось. Он всё время дергал невестку, что та разрешает дедушке сидеть с ребенком. А ребенок, наверно, тянулся к молодому мужчине, как к папе. Дети ведь смотрят на человека и любят человека, а не его национальность, политические или религиозные взгляды. Детей не обманешь.

Май 1945 – эшенолы следуют из Германии в Советский Союз. Радостные вагоны бывших пленных возвращаются домой. Так они думают. Товарищ Сталин думает по другому: эти люди были на территории врага слишком долго, они предатели родины, они могут подорвать мой авторитет, они слишком много знают, они по-другому мыслят. И он был прав. Люди, пережившие плен или концлагерь, действительно по-другому мыслят. Сталин дал команду везти бывших военнопленных сразу в лагеря в Сибирь. А тем временем, Германию делили на 4 части.

Дед в поезд не сел. Он знал, что не всё так просто. К тому же, он оказался на территории западной Германии, где каждый день открывались всё новые и новые возможности. Можно было сесть на корабль и уплыть в Америку. Можно было уехать в Париж, искать счастья, смотря на Эйфелеву башню. А можно было оставаться в Германии, поднимать её с колен после полной разрухи. Он остался. Остался, чтоб выждать и посмотреть. Работал на фарфоровом заводе, но уже в качестве свободного человека, получающего зарплату. Как только он заработал на первый фарфоровый сервиз (зарплату можно было получить деньгами, а можно было взять товаром), он отправил этот сервис “своей” немецкой семье. За то, что взяли его в тот день и за человеческое отношение. Он завел друзей. Купил шляпу и пальто. Именно в тот период времени были сделаны эпичные фотографии =) У него появилась девушка. Но его душа была неспокойна. Она просилась домой. Домой. Домой.

И, спустя  2 года, то есть в общей сложности спустя 8 лет с момента поступления в польскую армию, он решил возвращаться домой. Но как? Как сделать так, чтобы коммунисты не загребли его? Он пошёл пешком. Он шёл пешком из западной Германии в Беларусь. Один. Рельсы-шпалы-рельсы-шпалы. Бесконечность и неизвестность.

 – Сколько времени ты шёл?

– Не знаю, долго. Пока не дошёл.

И он дошёл. Вернулся в свою родную деревню. Которая не отпустила его в дальние странствия. Где он быстро нашёл молодую жену, в свои 31 год. Бабушке было 19 =) У них родились 2 дочери и сын, мой папа. И спустя ещё 27 лет, появился мой брат и я. Миховичи продолжаются сегодня в виде моей племянницы, Ники Алексеевны, котороя ещё не знает этой истории. Но ей скоро 5 лет и может быть уже можно рассказать ей историю про немецкие марки =)

В один жаркий летний день, когда я носилась по деревенскому двору в запале детской радости, дедушка сказал:

– Вот Алеша (мой брат), хороший мальчик. А Аня – егоза. Огребёте вы с ней проблем.

Привет, дедушка =) Как ты там?

 

P.S. Обещаю добавить фото деда, как только доберусь до семейного архива =)